Как неработающая АЭС и заброшенный кусок земли на окраине Обнинска создали фармпром Калужской области

Кластеры сейчас в моде: на карте, составленной экспертами НИУ ВШЭ, их целая сотня, причем еще не все уместились. Но что такое кластер, по-прежнему мало кто понимает. Даже если он, подобно калужскому, получил гордое звание пилотного и инновационного вместе с соответствующей матпомощью. Vademecum попытался разобраться, откуда взялась калужская фармацевтика и как повлияла на нее всероссийская кластерная лихорадка

Москвичи, имевшие дачи в окрестностях Обнинска, относились к нему двояко. С одной стороны, город был явно передовой и неординарный даже на бытовом уровне. В домобильную эру из здешнего почтового отделения можно было довольно легко дозвониться в Москву, в то время как в соседнем «спичечном поселке» Балабаново в телефонной трубке слышны были только свист и скрип. Улицы Обнинска были широки, народ по выходным сравнительно трезв, а в магазинах процветала система самообслуживания, основанная на непривычном для жителей области доверии. Ты берешь с полки буквально все что хочешь, например, молоко «Обнинское» – и только потом, у выхода, платишь. Но как раз с молока обычно и начинали под Обнинск подкапываться. Дачники считали, что местные коровы не могли не получить хоть небольшую дозу радиации. И только ли коровы: речка Протва на западной окраине города была для детей из московских семей под запретом, а в дачных товариществах у кого‑то обязательно находился дозиметр, и за ним выстраивалась целая очередь. Закрытие АЭС в 2002 году ничего не изменило: неработающая станция продолжала расшатывать душевное равновесие дачников. И вот так же, косвенным образом, она подтолкнула и развитие фармпрома.

Калужский инновационный конгломерат состоит из нескольких мало связанных друг с другом площадок. Не все из них одинаково популярны. На самой отдаленной, в Людиново – это 300 км от Москвы, у границы Брянской области, – фармацевты не представлены вовсе. Чуть ближе к столице – калужский технопарк «Грабцево», известный своим международным аэропортом, из которого, если верить онлайн‑табло, за границу пока никто не летает. Крупных фармпроизводств здесь два – заводы компаний Berlin Chemie и Novo Nordisk. Вся остальная фармацевтика разместилась на окраине Обнинска и в его ближайших окрестностях – индустриальном парке «Ворсино» и только нарождающейся Боровской зоне. Счет резидентов, так или иначе связанных с фармой, медициной и профильной научной деятельностью, здесь идет на десятки. В Калужском фармкластере сейчас 63 участника, в 2015 году объем произведенной ими продукции составил 19 млрд рублей, и это в 2,5 раза больше, чем в 2014‑м. Непосредственно фармацевтическими разработками и производством занимается примерно треть резидентов. За последние годы здесь открылось сразу несколько больших заводов, близки к завершению переговоры о строительстве следующих. В чем истоки регионального фармацевтического чуда?

Серб и молод

Обнинская промышленность издавна тяготела к полосе километровой ширины между Киевским направлением железной дороги и Киевским же шоссе. Но полоса и раньше была для нее велика, а в перестройку, после банкротства многих предприятий, почти опустела. Когда в 2000 году губернатором области стал Анатолий Артамонов, он задумал приспособить эту территорию для новых производств. Идея губернатора‑новатора состояла в том, чтобы предлагать инвесторам не просто кусок земли, а площадки с подведенными за областной счет коммуникациями, и в дальнейшем их поддерживать. Разница принципиальная: сама по себе земля в сотне километров от Москвы могла стоить копейки, зато необходимость тянуть электричество, воду и газ, по очень грубым прикидкам, в среднем увеличивает строительную смету на 2‑3 млн евро, говорит Александр Михайличенко, генеральный директор «Ниармедик Фармы» – одного из здешних резидентов. Вскоре появился и первый инвестор.

Серб Миодраг Бабич у себя на родине – один из самых известных бизнесменов. Он создал Сербский клуб предпринимателей и много занимался продвижением местного бизнеса за границей. И он же – основатель фармацевтической компании Hemofarm, работавшей еще во времена СССР. На этот раз две ипостаси Бабича слились: как представитель Сербской торгово‑промышленной палаты, он обратился к своему российскому коллеге с просьбой помочь продвижению предприятия Hemofarm. Коллегой был Евгений Примаков, после своего недолгого премьерства в то время возглавлявший ТПП. Примаков оказался хорошо знаком и с Артамоновым, и с его инновационными усилиями, он‑то и привез серба в Калужскую область.

Обнинский Hemofarm заработал в 2006 году и стал первым крупным фармпредприятием в области. Позже он был куплен немецкой STADA, но был и остается для местных властей «демонстрационным образцом». «Его смотрели все, кто собирался здесь строиться, – говорит Михайличенко из компании «Ниармедик Фарма». – А нам наличие такого соседа особенно помогло. Пока шло наше собственное строительство, мы разместили на их территории свое оборудование и получили возможность сразу заняться производством».

Hemofarm был первым крупным, но не первым. Калужский фармпром начался на несколько лет раньше, на самом рубеже тысячелетий. Тут‑то и обнаруживается связь с «мирным атомом». В Медицинском радиологическом научном центре Обнинска (МРНЦ), созданном почти одновременно с АЭС в середине XX века, в перестройку возникла группа специалистов, которые понимали потребности страны в новых лекарствах, и одновременно появились люди, готовые вкладывать в это деньги, рассказывает исполнительный директор Обнинской химико‑фармацевтической компании (ОХФК) Игорь Ефимов. Среди первых он выделяет академика Владимира Кулакова, одно время главного акушера‑гинеколога России, и директора МРНЦ Анатолия Цыба. А среди вторых – тогда малоизвестного лекарственного дистрибьютора Искандара Исмагилова, теперь возглавляющего ОХФК. Идея Кулакова была, по сути, проста: создавать дженерики широко распространенных в мире препаратов, у которых кончилась патентная защита, но которые по каким‑либо причинам отсутствовали в России. Причем ставку сделали на создание полного цикла производства. Предпринимателям удалось получить кредит в Сбербанке и открыть на территории МРНЦ производство. Проблема состояла в том, вздыхает Ефимов, что фармацевтических специалистов в Обнинске не было – приходилось разыскивать их по соседним регионам: «Зато потом мы стали кузницей кадров. Многие специалисты, начав работать у нас, потом перешли на другие появившиеся в регионе предприятия».

Тогда же от МРНЦ отпочковалось еще одно интересное предприятие – производитель субстанций «Бион». «Субстанции – отрасль, которая в постсоветские годы была почти полностью уничтожена, – рассказывает замдиректора «Биона» по науке и развитию Александр Мачула. – Прежде всего потому, что развалились те базовые для нас отрасли промышленности, которые выпускали сырье для производства субстанций. Фармацевты перешли на китайское, индийское и другое сырье». Основатели «Биона» не пытались конкурировать с иностранцами – они выбирали те субстанции, изготовление которых в Китае еще не наладили. Одним из главных в производстве был и остается мельдоний, давняя советская разработка. «Бион», чьи промплощадки располагаются на территории НИИ сельскохозяйственной радиологии, – предприятие с оборотом примерно 500 млн рублей в год. Но эта цифра преуменьшает масштабы компании, говорит Мачула. Большая часть субстанций производится по «давальческой» схеме: заказчик сам предоставляет сырье, поэтому его стоимость в обороте не отражается. «Если бы отражалась, – говорит Мачула, – оборот превышал бы 1 млрд рублей».

На все руки кластер

Можно было бы сказать, что три фармкомпании составили основу кластера и помогли привлечь в область десятки новых производителей. Вот только кластер был официально создан в 2012‑м, а, например, «Ниармедик» и AstraZeneca, крупнейшие профильные инвесторы Калужской области, пришли сюда за несколько лет до этого. По сути, создание Калужского фармкластера не столько способ поддержать инновации, сколько констатация факта, что тематические инвестиции сюда уже пришли. «Кластер в Обнинске существовал давно, просто до 2012 года его так не называли», – объясняет Василий Абашкин, ведущий эксперт Российской кластерной обсерватории Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ. Ничего необычного он в этом не видит. Как раз наоборот: если кластер обещают создать на пустом месте, должен возникнуть вопрос о его жизнеспособности.

Результат этого спора о курице и яйце – невозможность объективно оценить итоги работы калужского, да и любого другого кластера. Структур, поддерживающих инновации, в Калужской области не одна и не две. Агентство инновационного развития, Агентство регионального развития, Корпорация развития, промышленные, свободные экономические зоны… Кластер, как модное на государственном уровне образование, отчитывается об успехах и отдаче, многократно превышающей вложенные средства. Общие затраты Калужской области на его поддержку, по данным исполнительного директора кластера Ирины Новиковой, составили 21,3 млрд рублей, субсидии федерального бюджета по 5,5‑миллиардной программе поддержки 27 пилотных кластеров, по данным Минэкономразвития, – 256,4 млн рублей. При этом частных инвестиций кластер привлек на 51,7 млрд рублей. Успех налицо, но в затратах не учитываются ни вложения в инфраструктуру, те самые коммуникации стоимостью в $2‑3 млн на участок, ни пониженная до 13,5% ставка по налогу на прибыль для резидентов ОЭЗ. Не учитывается понижение ставки арендной платы за землю с 12 до 6 рублей за кв. м в год для инвесторов, вложивших от $30 млн, и так далее.

«Есть задача выделить результаты, достигнутые именно в рамках кластерного взаимодействия, но она пока не решена», – говорит Абашкин. Невозможно понять, что сделали технопарковские деньги, а что – кластерные. Глубокого мониторинга кластеров, способного решить эту задачу, не проводилось, утверждает эксперт НИУ ВШЭ, поэтому и определить, насколько осмысленно тратятся деньги на инновационные кластеры (к этому разряду относятся и фармкластеры), сложно. Оценить результаты кластеров по поддержке малого и среднего бизнеса, на его взгляд, легче.

Впрочем, если говорить о Калужском кластере, то его никто из опрошенных Vademecum игроков в бессмысленных тратах не упрекал. Все в один голос превозносят сложившееся здесь отношение к инвесторам. То, в чем конкретно резиденты видят его преимущества, – удивительно.

«Это прямо коммунизм какой-то, – передает слова сотрудника крупной компании, построившей завод в Калужской области, его коллега (сам он не захотел общаться с Vademecum). – Ни одной взятки за все годы строительства. Ты указываешь нужную точку, они тебе подводят туда все что нужно и ничего за это не хотят». Ранее он занимался строительными проектами в регионах и имел возможность сравнить условия.

«Никаких вопросов ни к одной инстанции у нас нет. Нам просто дают работать», – объяснил областные преимущества в одном из интервью замдиректора компании «Фарм‑Синтез» Игорь Гурковский. Свой сравнительно небольшой завод стоимостью 10 млн евро «Фарм‑Синтез» строит в Боровске – старинном городке, стоящем в стороне от федеральной трассы и железной дороги. Рассматривались и «другие площадки на территории прилегающих к Москве областей», рассказал Vademecum представитель компании. Но хотя транспортной доступностью Боровск похвастаться не может, выбрали все‑таки эту площадку.

Доволен отношениями с властями области Александр Кузин, глава компании «НоваМедика», созданной «Роснано». Задача «НоваМедики» – инвестиции в высокотехнологичные медицинские стартапы. Но до производственной стадии ни один из них пока не дошел, а тем временем компания договорилась с Pfizer о производстве и коммерциализации на российском рынке 30 ее препаратов – производиться они будут в технопарке «Ворсино» неподалеку от Обнинска.

Понравилась «открытость местной администрации» и «Ниармедик Фарме». Помимо экономии на коммуникациях речь идет о сэкономленном времени. Александр Михайличенко говорит, что получение согласований в России занимает в среднем полгода, а в Калужской области «ты говоришь, какие документы с какими согласованиями тебе нужны, и вскоре тебе их приносят». А еще кластер, рассказывают резиденты, позволяет его участникам легче донести до чиновников свои потребности и сообща решать вопросы, возникающие сразу у нескольких компаний. Например, представлять интересы участников кластера во властных структурах. В этом, в частности, видит роль кластера Леонид Жаворонков, замдиректора МРНЦ по научной работе. Радиологический центр совместно с обнинским Физико‑энергетическим институтом разработал дешевые микроизлучатели для брахитерапии, создан препарат для онкологии, где индустриальным партнером МРНЦ в доклинических испытаниях выступает ОХФК. Кластер, по словам Жаворонкова, «помогает решить проблемы организационного и финансового порядка». Заявки на получение грантов для фундаментальной и прикладной науки, по словам Жаворонкова, имеют эффективность не выше 20%, «а тут шанс на получение грантов увеличивается, потому что заявки имеют поддержку кластера и надежных индустриальных партнеров».

Пам или пропал

В создании по инициативе государства органа, защищающего инвесторов от государственной бюрократии, чувствуется порочный круг. В мировой практике роль кластеров немного другая: они способствуют продвижению инноваций «снизу» путем создания территорий, где вокруг научных учреждений группируются небольшие инновационные компании, которые пытаются коммерциализировать удачные идеи и изобретения.

В Калуге такая «малая инновационность» представлена структурой под названием «Альянс компетенций «Парк активных молекул» (ПАМ). ПАМ создан Рахимом Розиевым, еще одним выходцем из МРНЦ. Бизнес Розиева начался с создания в 1998 году компании «Медбиофарм», производящей БАДы. К слову, 23,1‑процентная доля в ней принадлежала известному радиологу Анатолию Цыбу, директору МРНЦ и отцу нынешнего замминистра промышленности и торговли Сергея Цыба. Несколькими годами позже Розиев создал ПАМ – компании, входящие в этот альянс, разрабатывают новые препараты. Общаться с Vademecum Розиев отказался. Коллеги по кластеру относятся к его инновациям не без скепсиса. «Для проведения клинических испытаний препаратов нужно производить их промышленными партиями, то есть наладить производство, – говорит исполнительный директор ОХФК Игорь Ефимов. – В структуре ПАМа есть только один производитель – «Медбиофарм». У него большой опыт производства БАДов, а вот промышленное производство лекарств находится в стадии развития». Александр Мачула из «Биона» считает ПАМ одним из главных получателей дотаций в рамках кластера: предполагается, что оборудованием, закупленным на эти средства, смогут пользоваться все участники кластера.

Но полноценного сотрудничества, особенно вертикального, в Калужском фармкластере пока немного. Большинство таких проектов началось задолго до 2012 года, когда был создан кластер. Помимо представительства интересов бизнеса перед государством кластер выполняет сравнительно простую задачу – организует бесплатное обучение. Каждый год компании сообщают о своих потребностях в этой сфере и через кластер отправляют сотрудников на учебу.

Сейчас Калужскому кластеру предстоит утвердиться в новом амплуа ― кластер–участник проекта Минэкономразвития России «Развитие инновационных кластеров-лидеров инвестиционной привлекательности мирового уровня», в результате победы в конкурсном отборе, говорит Абашкин.

Источник: Vademecum

27.10.2016